В 2021-м Пелагее Кузьминичне Супруновой исполнился 101 год. С самого рождения она росла в верующей семье, пережила гонения на Церковь, голод, Великую Отечественную войну. Мы встретились с ней, чтобы поговорить об ее жизни и хоть немного узнать о силе поколения, к которому принадлежит Пелагея Кузьминична. * К сожалению, на момент публикации интервью, Пелагея Кузьминична преставилась ко Господу. Просим молитв о новопреставленной Пелагии.
Источник: https://prichod.ru/eparkhii/39558/
Пелагия Кузьминична, расскажите о вашей семье, воспитывались ли вы в вере с самого детства?
– Вера ко мне пришла в душу сама по себе. Я родилась в самом центре Сибири в настоящей крестьянской семье. Переселяясь в Сибирь, дед с бабушкой привезли туда моего четырехлетнего отца. Семья наша была по тем временам очень культурная, достойная. У нас папа не пил, не курил, не сквернословил. В семье не дай Бог было назвать кого-то дураком. Мы, дети, никогда между собой не дрались, не ругались. У нас никогда нас не наказывали, никогда не били – детей учили словом, тихим и добрым словом.
Живший с нами дедушка Иван в молодости сильно болел. Он был очень религиозный. Находясь в болезни, попросил Господа Бога спасти, вылечить его и поклялся, что будет три года ходить по монастырям, молиться.
Когда мой отец женился и стал жить отдельно от своих родителей, дедушка Иван поселился у нас. Вот тут я уже хорошо его помню. Он жил чистой монашеской жизнью, не пил, не курил, строго соблюдал посты. У него не было жены, и он до конца жизни оставался с нами.
Они часто говорили с мамой о Боге и вере. И в те времена я узнала, что будет вторая мировая и третья мировая война, что третья мировая погубит всю землю: если один увидит кого-то другого живого или животное какое, будет большая радость.
А что касается Второй мировой войны, я помню, как 8 марта 1940 года было зарево на западе. Наши старшие говорили, что скоро начнется война и придет она именно с запада. Вот, значит, в то время они уже предсказывали об этой войне.
Сколько в вашей семье было детей?
– Семья большая: я росла третьим ребенком, а всего детей было шестеро. Мы никогда не дрались и не оскорбляли друг друга. И мы с детства работали вместе со взрослыми – пахали, косили. Я с семи лет могла пахать, ездила на лошадях, управляла ими. А мой брат Ваня ходил за плугом. Обыкновенная крестьянская семья, которая работает от восхода солнца до заката. Так и мы работали.
Чтобы было белье, его нужно было самим ткать и шить. А для этого еще нужно было самим сеять коноплю, из которой делали ткань. Еще масло делали из этого растения. Когда конопля созревала, ее требовалось сорвать, расстелить на землю, чтобы она сохла, потом выбивать из нее зерно, дальше – положить в реку на две недели, потом еще сушить. И уже потом то, что получилось, обрабатывали, чтобы получить нитки на ткань. Раньше никто не имел понятия, чтобы конопля была наркотиком.
Расскажите еще о том, чему вас учили в детстве.
– Будучи детьми, мы уже понимали, что надо жить честно, порядочно, не быть негодяем – тогда тебя Бог помилует. Если провинился, попроси Господа тебя помиловать. Тебе тяжело – попроси, прочитай молитву, и Бог поможет. Наши всегда жили с Богом, и мне тогда это было привито.
Я знаю молитву «Отче наш», знала и другие, но уже забыла. Так и молюсь.
Пелагея Кузьминична со священником Давидом Рожиным
Ваши юность и молодость пришлись на тяжелые времена гонения на Церковь. Как вы смогли пронести веру сквозь эти годы?
– Я всю жизнь прожила с верой, но никогда не выставляла себя верующей. Я по специальности учитель, но чтобы я когда-то в школе поднимала эту тему…
В то время было нападение на Церковь, гонения на верующих. Помню, в 1928 году, когда мама собирала детей в школу, она надевала на нас школьные платья и снимала крестики. Очень преследовалось тогда ношение крестика.
Там, где мы жили, гонение на Церковь началось примерно с 1927 года. Тогда начали пропагандировать, что Бога нет, никакой веры нет, мол, это обман и туман. Уничтожали церкви, расстреливали и сажали священников. Были такие, что и сжигали церкви. А старики, такие, как я сейчас, брали ухват, кочергу и шли на защиту храма. Но потом все равно нашу церковь сожгли…
А ведь как раньше было: родится ребенок, его несут крестить, регистрация ребенка производится в церкви, документы хранятся в церкви; умер человек – его обязательно отпевают в церкви, и документы о кончине тоже там хранятся. И когда сожгли наш храм, то сожгли все данные на людей. Всё было уничтожено.
Помню, как в семь лет я исповедалась и причастилась. А дедушка Иван с мамой всегда говорили о Боге, о том, что Он есть и все мы верующие. И это я пронесла через всю свою жизнь. Только никому ничего не доказываю. Я ложусь спать и говорю: «Господи, благослови! Пошли мне спокойную ночь». Просыпаюсь – говорю: «Спасибо тебе, Господи, за тихую теплую ночь. И благослови меня на грядущий день!» И Бог поможет, как бы ни было трудно, проси Его. Я верю.
В 1933 году по всей стране был голод. Говорили, что только из-за малых урожаев, но это не так: все произошло из-за образования колхозов. Сначала были так называемые коммуны. У людей был скот – в Сибири много его было у крестьян, особенно коров. У моего отца имелось тринадцать коров. Но когда началась коллективизация, отец продал почти весь скот – осталась одна коровенка. И вот эту одну коровенку забрали у него со двора. Зима, Сибирь, а весь скот забрали на общую площадь. Вы представляете? У женщины забрали корову, она, бедная, делает пойло, тащит его – свою коровенку напоить. Одна пришла свою покормить, вторая. Но коровы-то на открытом поле стоят, открытые стоят. Разве можно? И погубили весь скот.
А потом уже стали организовывать колхозы. И начался голод. Люди ели траву. Идет человек, упадет замертво, а живот у него шевелится – там черви. Когда люди ели лебеду, они сильно опухали. Но тогда с голоду ели что попало и как попало.
В ту пору многие поехали на юг. Но и там полно народу, а есть нечего. Мы жили во Фрунзе, но, говорят, что в селах было легче. У нас лица были распухшие, как футбольные мячи. Такой был весь народ – неузнаваемый.
Я потеряла брата Ваню в 1933 году от голода. И мама даже не знала, где похоронен ее сын.
А что вы помните про Великую Отечественную войну? Чем занимались в те тяжелейшие годы?
– Я работала учителем. Осенью, зимой учили детей. Они приходили часто в слезах: у одного убили отца, у другого ранили. И нужно было уметь не только научить школьников чему-то, но и утешить добрым словом и правильно воспитать. Хочу отметить, что такие дети не имели нужды ни в чем, государство заботилось о них, никогда не бросало.
А летом мы всегда работали в поле, в колхозе. Особенно трудно было, когда приходилось таскать мешки по 50 килограммов зерна. Мы жили далеко от центра, поэтому всю ночь едешь на пункт приема зерна, а потом возвращаешься обратно. Я была учителем в начальной школе, там дети шли в школу 1 сентября. А уже пятый класс начинал учебу с 15 октября – до того ребята тоже работали.
А еще в нашем городе был большой мукомольный завод. Мы в войну там работали за отруби овсяные: разгружали вагоны, грузили муку. А нам взамен давали отруби, мешка три-четыре. Насыпем полведра отрубей, зальем водой, а когда отстоится, варили с этого кисель. И так жили.
Я труженик тыла. И вдова ветерана войны – мой муж Степан Васильевич (1923–1971гг.) прослужил 30 лет в армии, в том числе три года в войну. Когда он увольнялся по болезни, построили солдат, развернули полковое знамя, он встал на колени и три раза поцеловал это знамя. Так он ушел из армии. Его помнят и сейчас.
Вы говорили, что в семь лет впервые исповедались и причастились. А после этого как часто ходили в в храм и до каких пор?
– Мы жили там, где не было церкви. Поэтому я бы не сказала, что мы часто там бывали. А вот уже в годы войны, когда уже у нас в селе работала церковь, я ходила туда постоянно.
Помню, в нашем храме даже собирали деньги на целую танковую колонну. И надо сказать, верующие люди жертвовали. Церковь помогала нуждающимся, фронту.
В те военные годы, так как я работала в школе учителем, то чаще ходила в церковь вечером, чтобы меня меньше видели там. А причащалась в храме всю жизнь, пока совсем зрение не ухудшилось. Теперь я не могу выходить из дома.
И когда в Калининградскую область переехала, поначалу тут не было храмов. Вот муж мой умер в 1971 году, его похоронили. И мне он стал приходить во снах, говорит: «Похорони меня. Похоронили не меня, а мой манекен». Мой муж из Саратова, там у него остался брат Григорий (всего было их было пять братьев и сестер), и у Григория была очень религиозная жена, тетя Дуся. Я написала ей письмо, попросила сходить в церковь и сделать все, что положено. И пока она не сходила в церковь и не сделала все необходимое, муж приходил ко мне каждую ночь с просьбой похоронить, как положено. Вот когда у меня умер сын, мы сразу его отпели, и он, конечно, не приходил и ничего не просил.
У вас были семейные традиции, связанные с церковными праздниками?
– Когда у нас еще имелось большое единоличное хозяйство, в том числе держали кур, конечно, мы красили всегда много яиц. Красные яйца на Пасху тогда у нас были всегда, всем хватало. Мы жили поселке, от которого церковь была в семи километрах, и пасхальную снедь освящали обязательно. И пост обязательно соблюдался.
Поделитесь какой-нибудь жизненной мудростью с поколением, которое только начинает познавать этот мир.
– Я не знаю, как теперь учат в школе. Когда мы учились, были другие времена, другая жизнь. Я училась в очень хорошей школе в небольшом городе Алейске, что в 120 километрах от Барнаула. Нас учили так: когда ты лег спать, подумай, как прожил это день. Все ли ты делал правильно? А если ты подрался, поссорился, спроси себя: ты-то сам хорош? Обвиняешь неприятеля, а сам-то? Нас этому учили.
Наверное, это для любого времени актуально.
– Хочу сказать, что для любого взрослого важно уметь быть воспитателем. Не ругаться, не кричать. Вот нас в семье не ругали, нас не обижали, не били. Нас учили тихим мирным словом. Поэтому и мы смогли пронести этот опыт через всю жизнь, вырасти хорошими людьми.
Что для вас сейчас отрадно? Что радует?
– У меня нормальная жизнь, хорошая дочь. У меня всё есть, ничего более этого не надо. Считаю, что надо радоваться каждый день: радуйся солнцу, теплу, радуйся то, что ты встала пошла, что у тебя ничего не болит, что меня никто не обижает, что у меня хорошая квартира. Радуйся всему и благодари Господа Бога, что Он тебе создал такую жизнь. Мне ничего не надо. А еще радует иногда кино, хотя я почти ничего не вижу – только силуэты. Но прожить столько лет и хоть что-то видеть, уметь себя обслужить самостоятельно – и то хорошо.
Пелагея Кузьминична, можно ли сказать, что все эти трудности и страшные события переносились только благодаря вере?
– Конечно, вера помогала. Я обращалась к Богу все время внутри себя, когда, например, во времена голода храмы были закрыты, нельзя было сходить в церковь.
Каждое утро своей жизни я просыпаюсь и благодарю Бога за тихую ночь и за возможность встретить еще один день, а засыпая, благодарю Его и прошу послать мне спокойный сон. Вот так. В этом году мне исполнился 101 год. Попробуйте сказать, что Бога нет!
Серафима ЕРОХОВА
Публикация подготовлена специально для портала «Приходы»
в рамках реализации АНО «Делай благо»
проекта «Церковные традиции в жизни современных людей»,
ставшего победителем Конкурса малых грантов «Православная инициатива»
Идет загрузка ...
