И тот самый юнкер, раздающий визитки на французском, и есаул-казак, долго рассматривающий детскую игрушку, и «офицер с собакой», который из всего имущества носит с собой чемодан с отцовской коллекцией папирос… Все это создает образы далекой России, известной нам из книг русских классиков, но при этом столь же близких и родных нам. Все эти образы, симпатичные любому зрителю, противопоставляются истеричной чекистке «Землячке» и венгру Куну. При этом верно будет сказать, что показанные в картине Михалкова образы комиссаров как антагонистов белых офицеров уходящей России не столько отталкивают зрителя, сколько заставляют задать вопрос: как эти ужасные люди (и люди ли вообще?) смогли победить благородное, закаленное в боях Первой мировой и Гражданской русское офицерство, представленное такими замечательными, уникальными по своей человеческой глубине характерами? И ответ напрашивается сам: именно та самая духовная слабость, безволие, поразившие изнутри героя фильма, были присущи всем им, ставшим впоследствии жертвами кровавого большевистского террора. Духовная зараза, порожденная уснувшей русской элитой, убила ее саму.
Михалков в фильме раскрывает трагедию того, как часть русского народа отказалась от Бога, воспользовалась правом на бесчестье и приняла это бесчестье с попустительства духовно самообольщенной элиты.
Сцена, где русские офицеры идут на смерть (не ожидая таковой) с пением: «Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое», наполнена колоссальной искренностью и духовным напряжением. Огромный плюс режиссеру.
В конце фильма выплывает темный экран с надписью о том, что более 8 миллионов наших соотечественников погибли в годы гражданской войны на Юге России, как напоминание и историческое предупреждение нам — современникам.
Напоминание современникам
В большинстве фильмов Михалкова, какими бы ни были драматичными их сюжеты, всегда есть свет и надежда. В «Солнечном ударе», на первый взгляд, всего этого нет. Этот фильм — трагедия. Тяжелая, беспросветная, безвыходная трагедия. И уж точно этот фильм не для детей, не для семейного просмотра. В нем очень много боли, отчаяния и холода. Если пропустить его сквозь собственное сердце, это будет мучительное испытание. Но испытание это полезно для тех, кто хочет понять духовные пути русской истории и народа, беспристрастно взглянуть вглубь ушедшей эпохи и найти в этом испытании ответы на вопросы настоящего, тем самым внутренне переродиться самому.
Вглядываясь в картины того далекого страшного для России ноября 1920 года, мы словно наблюдаем взлет и угасание в промозглом воздухе трагической истории жизненных искр умирающей дореволюционной Родины. Все это отражено в характерах обреченных на смерть офицеров, еще не верящих в ее очевидность, но чувствующих внутренним чутьем истерзанной души. Находясь на грани вечности, главный герой и его товарищи-офицеры скорбят, размышляют, спорят, даже трогательно заботятся друг о друге, хотя все они — люди военные, должны были загрубеть в горниле Гражданской войны. Они мечтают о лучшей доле, возвращении домой, прекращении кровопролитной бойни. И все до одного, без исключений, они примут страшную смерть. А их палачи останутся. Они — хозяева новой жизни. Им — править русским народом, обломками рухнувшей Империи.
Для России, погрязшей в грехе и погибшей в братоубийственной сваре, Михалков не оставил ни единого лучика света. Просто смерть безо всякого триумфа. Талантливый режиссер словно предложил нам стать сопричастными некоему экзистенциальному выходу за пределы повседневного бытийного опыта, вывел нас за рамки обыденной самоуспокоенности и самодовольства, позволив нам вкусить горечь сострадания многострадальной судьбе нашего Отечества. И этот опыт поистине полезен для каждого православного христианина. Он будоражит, будит от спячки повседневной суеты.
И в этом духовном сопереживании, предлагаемом нам Михалковым, все-таки видится свет надежды. Как пишет в своем критическом эссе на фильм Михалкова доктор исторических наук Дмитрий Володихин: «Михалков не оставляет нас в состоянии отчаяния, как бы говоря, что все-таки, несмотря на весь груз сопереживаемой главным героям скорби, надежда есть — но она уже за пределами фильма, за пределами той истории, над которой нам предложено размышлять. Надежда не для его героев, которые мучительно пытаются понять причины и смысл Катастрофы. Все эти споры уже никак не изменят их судьбу. Надежда — для нас, надежда в том, что происходящее на экране может стать уроком для современников, живущих уже в постсоветской России. Михалков повествует о Российской Империи — но современная Россия незримо присутствует в фильме. Отчетливо слышится: туда же идем! Тормозите, пока не поздно! Часы тикают, но время еще есть».
Денис Михалев
Источник: газета «СПАС», №1 (130) январь 2015 г.
Идет загрузка ...
