«Солнечный удар» как зеркало русской Катастрофы (Часть I)

Второй эпизод взаимоотношений Егория и молодого поручика не менее примечателен. Егорий, как мы видим из сюжета фильма, прислуживает в храме алтарником. Поручик просит Егория отнести в храм нательный крестик для освящения его батюшкой, которому тот помогает. Все это происходит во время самого богослужения. Мальчик выходит из алтаря и зовет поручика зайти в храм помолиться, на что тот категорично отказывается и говорит, что ему лучше в это время прогуляться, побыть одному. Казалось бы, какая мелочь с точки зрения всей кинокартины, но талант фильмов Михалкова именно в таких мелочах. Здесь показана еще одна глубинная, а пожалуй, и основная проблема высшего общества Российской Империи — охлаждение к вере, всецелая отстраненность от Церкви и Бога, которые рассматриваются им больше как элемент народной культуры, традиции, как нечто само собой разумеющееся, но такое далекое от жизни и больше присущее такому же далекому для высшего русского общества начала XX века, как и Церковь, простому народу. Церковь здесь для поручика — просто исполнительница треб, и с нее этого вполне довольно.

Казалось бы, все это, еще раз повторимся, такие мелочи: всего одна отстраненно брошенная фраза, всего одно показательное нежелание войти в храм, но какой ужасной силой они стали в будущем! Проходят годы, и эти ядовитые семена, невольно посеянные главным героем, дают свои смертельные всходы. Получивший ответы у своего учителя-дарвиниста, Егорий становится комиссаром-безбожником, взявшим в руки власть и оружие, которое он и обратил против отмахнувшейся от него когда-то в детстве элиты Российской Империи.

И вот мы видим, что сюжетная линия фильма перемещается в будущее и жизненные линии героев кинодрамы сходятся в Крыму: поручик, ныне офицер потерпевшей поражение Белой Армии, узнает в комиссаре Георгии Сергеевиче того самого мальчика Егория из далекого и забытого уездного городка. Плывя в барже на жуткую смерть вместе с другими пленными офицерами-белогвардейцами, он смотрит в иллюминатор на удаляющуюся пристань с комиссаром и наконец дает ответ на свой же вопрос о том, как все это получилось, что страна, которую он любил и за которую боролся, погибла: «Мы сами ее разрушили, вот этими самыми руками», — говорит он стоящему рядом с ним офицеру. Это осознание приходит для него в качестве покаянной мысли накануне страшной казни, которую вершат над ним и другими белыми офицерами, плывущими в барже, большевики.

Элементы духовного распада

Картина Михалкова полна и другими эпизодами, радиально расходящимися от главной идеи фильма, которые еще отчетливее очерчивают описываемую Михалковым цепь духовного разложения русского общества, в конце концов приведшего его к революционной трагедии XX века.

Очень ярко здесь выделяется сцена с представлением иллюзиониста, показывающего свои дешевые фокусы пассажирам речного парохода. Фокусника зачарованно смотрит и герой фильма — поручик, и писатель со своей женой, и семья дворян, и даже путешествующий на судне священник, то есть все те, кто составляет лучшую часть русского общества, ее основу и скрепу. Скрытый духовный символизм этого эпизода очевиден: зрители словно бы гипнотизируются выступлением фокусника, теряя осознание реальности, погружаясь в облако обмана и демонстрируемой им лжи. Ложь эта словно разливается по пассажирам, по всему судну и получает свое продолжение в эпизоде с разговором поручика с иллюзионистом, который, желая компенсировать разбитые во время представления часы офицера, устраивает тому примирительный ужин в ресторане парохода. Во время их беседы выясняется, что фокусник является тайным марксистом и откровенным западником-ненавистником России. Казалось бы, реакция офицера должна быть очевидной, но тот, как и в эпизоде диалога с мальчиком Егорием о Дарвине, никак не реагирует на слова иллюзиониста о Марксе, его книге «Капитал» и на дешевые инсинуации на тему обогащения за счет других. Не вызывает у него противление и пренебрежительные слова фокусника о России. Он зачарован, его мысли затуманены страстным образом незнакомки и фальшивым мысленным образом пения, созданным в сознании поручика иллюзионистом. Поручик словно не замечает духовных вызовов и опасностей, клубящихся вокруг него, разум его их не воспринимает, не бьет тревогу обо всё более цепко обволакивающем его зле и смертоносном обмане. Духовная расслабленность героя позволяет фокуснику, как мне кажется, очень злому символическому персонажу, олицетворяющему собой всю совокупность духовного помутнения и соблазна современности, продолжать с завороженным главным героем свое гнусное представление, ведя последнего в погибель.

 

Денис Михалев

Окончание следует

Источник: газета «СПАС», №12 (129) декабрь 2014 г.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *